|
|
АНГЛИЯ В ДНИ ВОЙНЫ
B августе 1941 года для ознакомления с английской авиацией вылетел из Москвы в Лондон командир Красной армии и военинженер 1-го ранга Павел Яковлевич Федрови. Тов. Федрови провел в Англин два с половиной месяца. Он побывал в Лондоне, Глазго, Бирмингеме, Манчестере, Прествиге, посетил части Британского королевского воздушного флота, крупные авиационные предприятия.
Возвратившись в СССР, тов. Федрови написал по просьбе редакции серию очерков о своей поездке в Англию.
Красная звезда 1941 № 288, 7 декабря
1. ТВЕРДЫНЯ НАД ТЕМЗОЙ
Наш самолет приближался к Лондону.
Летчик - молоденький сержант в форме офицера английской авиации-лихо заломил пилотку и тоном человека, видавшего виды, произнес:
- Черт меня побери! Я, кажется, вижу матушку Темзу. Не пройдет и десяти минут, как моя птаха будет в Хэндоне.
Пассажиры невольно пододвинулись к окнам. В сиреневой мгле обозначился извив реки, а вместе с ним и темные громады Лондона. А когда машина вошла в чергу города, легкий ветер с Атлантики освободил небо от облаков, глянуло яркое августовское солнце, и взору представилась живописная панорама. Самолет шел на высоте 3000 метров, Город, развернувшийся внизу, показался мне таким же, каким я сохранил его в своей памяти пять лет назад, когда мне впервые довелесь побывать в Англии. Все так же непоколебимо держали свои гордые головы Вестминстер и Букингем, буйно зеленели знаменитые лондонские парки, спокойно несла стальные воды «матушка Темза».
Наш самолет пересек город и достиг Хэндопа. Летчик повел машину на посадку и аккуратно «притер» её возле ангаров. Быстро подъехали несколько легковых автомобилей. Навстречу нам вышла группа офицеров Британского королевского воздушного флота. Мы представились друг другу и расселись в машинах.
Я хорошо помнил облик лондонской улицы 1936 года. Когда наш лимузин въехал в город, я не без любопытства осмотрелся вокруг. Город изменялся, он стал строже, суровее. Некоторые районы производят сейчас c впечатление военного лагеря. Много людей в военной форме, почти у всех горожан поверх сумок с противогазами - каски. Часто встречаются женщины в серых комбинезонах, в шутку называемых здесь «костюмами воздушной тревоги». На стыках улиц противотанкровью препятствия из конусообразных железобетонных тумб. Вдоль домов тяпутся сплошной лентой надземные бомбоубежища - прочный прямоугольный остов, плоская крыша, массивные стены толщипой в метр. И над широкими просторами городских улиц, площадей и парков ярко-белая зыбь аэростатов.
Мы были на месте к исходу дня. Наскоро приведя себя в порядок и подкрепившись, я покинул дом. В Лондон уже вошел тихий августовский вечер. Город погружен во тьму, однако на улицах довольно людно. Много из горожан вооружены электрофонариками - тонкие лучики фонарей, словно светляки, буквально роятся во тьме.
Вместительный "Кар" пересек город с запада на северо-восток. Плотный поток горожан устремился в кино. Я решил итти и вместе со всеми. Небольшой окраинный кинотеатр был наполнен рабочим людом. Его посетители - докеры, металлисты, текстильщики.
Закончился очередной сеанс, и зал принял новую партию зрителей. Когда погас свет, и на экран упал первый луч проекционного аппарата, я понял, почему сегодня сюда собрались и стар и млад. Театр показывал советскую хронику, посвященную отечественной войне. На экране стремительно проносились наши новью самолеты-истребители. В далекий и опасный путь уходили мощные воздушные корабли. Шла пехота, лавиной двигались тяжелые танки. Оставляя дымный след, падал на землю немецкий «Мессершмитт». На обширном поле лежали изуродованные тела фашистских бронемашин. По широкой, размытой дождями дороге шли пленные немецкие солдаты.
Зал следил за происходящим на экране, затаив дыхание. Англичане тут же на скоро переименовывали советские «Миги» в красные «Спитфайеры», наши четырехмоторные воздушные корабли в «советские летающие крепости». А когда во весь экран возникло простое русское лицо красноармейца, зал загудел от аплодисментов.
- Да здравствует красноармеец - наш брат!
С толпой лондонцев я вышел из кинотеатра. Темными улицами направился домой. Я бережно нес в сознании ясный образ нашего бойца. Эти слова лондонских рабочих, дорогие сердцу русского человека.
Улетая в Англию, конечно, знал, что Лондон с живейшим интересом и участием следит за событиями на Восточном фронте. Но я не предполагал, что это может принять настолько непосредственные и выразительные формы. В лице советского командира и бойца лондонцы видят своих верных друзей, хотят знать о них как можно больше.
Никогда не забудешь день открытия содетской выставки в лондонской галерее в «Саффолк» близ плющади Пикадилли. Группа наших командиров, прибывшая на открытие выставки, пользовалась особым вниманием англичан. Дружеская беседа прерывалась вплоть до нашего ухода. Когда мы собирались покинуть зал, лондонцы буквально засыпали нас просьбами оставить свои автографы. Помнится, в этот день нам пришлось расписываться на книгах, в блокнотах, на дамских сумочках, на чемоданах. Один шофер даже снял свою фуражку и попросил нас оставить автограф на тыльной стороне козырька, причем обязательно на русском языке.
Я видел, как на площади в Гайд-парке молодой докер в течение добрых двух часов объяснял большой толпе граждан Лондона принципы построения Красной армии. Я видел, с каким воодушевлением тысячные толпы лондонцев шли на вечер советского Красного Креста в парк Баттерси. Мне приходилось наблюдать, с каким увлечением, зачастую по два раза подряд, смотрели лондонцы! советский фильм «День нового мира». Наконец, я часто был свидетелем того, какой отклик находило в Лондоне каждое новое слово о Красной армии, будь то книга, статья или и просто хроникальная заметка в газете.
В дни моего пребывания в Англии одна из лучших издательских фирм Лондона - Путнем выпустила одновременно двумя изданиями книгу старшего политрука А. Полякова "В тылу врага". Книга вышла 300-тысячным тиражом. Издательство Хетчисон обратилось к советскому кинооператору Р. Кармен с просьбой сделать книгу фронтовых впечатлений. Наши лондонские друзья подготовили к изданию большой сборник, составленный по материалам советской прессы, - "Русские партизаны»...
Был одиннадцатый час вечера, когда я возвратился из кинотеатра. На моем столе лежала объемистая пачка вечерних лондонских газет. Я развернул одну из них: «Москва мужественно отбивает атаки нацистских бозебардировщиков! Не сломить врагу воли русских к победе!» Я погасил в комнате свет и открыл окно. В этот поздний час небо над Лондоном было сизовато-синим. Изредка возникал голубой луч прожектора и, выхватив из тьмы аэростат, падал глубоко вниз. Легкая дымка заволакивала город. В глубоких провалах площадей и улиц давно прекратилось движение, полуночная тишина разлилась вокруг.
Я смотрел во тьму и думал о судьбах этого города. Город-колосс, он возник как олицетворение ума и силы своего народа. Он прожил большую жизнь и умел со отстаивать. Враг послал на него свои воздушные армады, обрушил на здания города огонь и металл бомбардировок. А город стоит могучий и непоколебимый, железной твердыней над Темзой. И невольно - мысль переносилась к судьбам нашей родной Москвы, которая в этот поздний час вела упорную борьбу с врагом. Общность судьбы двух городов-героев знаменовала нерушимое единство великих народов, поклявшихся отстоять землю своих предков...
Утро следующего дня выдалось прохладное, ясное. В десятом часу позвонили из министерства авиации. Англичане пригласили меня посетить истребительный полк, несущий охрану столицы. Вскоре к подъезду нашего дома подкатил лимузин. Мне представился офицер Британских воздушных сил капитан Уилтон.
Девушка-шофер, одетая в ладную военную форму, встретила меня у машины.
- Привет русскому офицеру!
Мы заняли места в лимузине. Машина миновала северный район столицы и вскоре выбралась за город. Впереди открылась дорога, окаймленная аллеей молодых белолисток.
Красная звезда 1941 № 290, 10 декабря
2. ПОЛКОВНИК МАК ЭВОЙ И ЕГО ИСТРЕБИТЕЛЬНОЕ КРЫЛО
Наш «Паккард» стремительно мчался предместьями Лондона. Девушка искусно вела машину, легко преодолевая многочиснные переезды, обгоняя идущие впереди автомобили.
Водительница нашей машины происходила из небольшого города графства Кент. Она состоит членом одной из популярных в Англии женских ассоциаций помощи армии и давно работает в министерстве авиации. Девушка явно гордилась оказанным доверием и говорила, что "английские женщины могут очень много сделать для армии".
Часто бывая в министерстве и в строеых частях, я не раз встречал девушек в таких же новеньких серых костюмах. Они работали радиотехниками, электромеханиками, шоферами. Все, что им поручалли, они выполняли с тем усердием, котое всегда свойственно женщинам, взявпамся за «мужское дело».
Мы прибыли на место, прошли в бюро пропусков. Сержант в опрятной форменной куртке принял у нас документы и тут же снесся по телефону с командованием. Разрешние на проезд было дано немедленно, машина, минуя часового, обогнула служебные здания авиационного городка, выежала на цементную дорожку аэродрома, остановилась. Навстречу вышел рослый, хорошо сложенный командир со знаками различия полковника. Нас представили друг другу.
Полковник Мак Эвой - командир истребительного крыла. Ему лет сорок. Как и многие англичане его возраста, он суховат, но темные глаза глядят молодо. У него мягкий баритон и приятная манера говорить, он приветлив, гостеприимен. Имя его хорошо известно в королевских воздушных силах. Это представитель плеяды старых английских летчиков, прозванной на родине «стаей славных». Двадцать лет служит в авиации, по-прежнему много летает.
Мы быстро устанавливаем тот дружеский контакт, который так необходим для взаимного понимания. Полковник подробно интересуется советской авиацией. Он хочет знать, насколько удачно действуют наши летчики по вражеским аэродромам, как мы организуем сопровождение бомбардировщикев, каким образом при защите Москвы устанавливается взаимодействие между зенитной артиллерией и авиацией. Беседуя, мы обходим летное поле, посещаем ангары, идем к машинам...
Аэродром занимает обширную площадь. На нём густой травяной покров. Родные цементные полосы пересекли аэродром вдоль, образовав несколько правильных прямоугольников. Привлекает внимание безупречная маскировка: находящиеся на аэродроме самолеты и огневые средства не отличимы от общего фона местности. Дежурные самолеты помещены в особые железобетонные портики, что предохраняет их от бомбардировки.
Пока мы осматривали аэродром, техники выкатили на летное поле «Спитфайер-2». Было условлено: до обеда командование предоставит мне возможность ознакомиться с машиной на земле, после обеда - в воздухе. Это одна из наиболее удачных конструкций самолета-истребителя, созданных за последнее время в Англии. Самолет представляет собой компактный цельномоталлический моноплан с низко расположенными крыльями. На нем установлен мощный мотор фирмы «Роллс-Ройс», в крыльях до десяти скорострельных пулеметов. Машина тщательно камуфлирована.
Осмотр самолета закончен, и мы направляемся в Дом офицера. Он расположен тут же, в авиационном городке, в нескольких шагах от аэродрома. Идем асфальтовой дорожкой, обрамленной яркой зеленью. Дом офицера - двухэтажное кирпичное здание, просторное и удобное. Проходим библиотеку, читальный зал. На полках библиотеки, рядом со специальной литературой видны томика художественных произведений. Можно найти книги русских классиков: Пушкина, Толстого, Горького. Есть и «Тихий Дон« Шолохова, полностью изданный в Англии. Из читальни попадаем в так называемый музыкальный зал, где стоит фортепьяно, имеются смычковые и струнные инструменты.
Строго, но уютно обставлена комната отдыха командиров. Мягкие кожаные кресла, темно коричневые, покрытые сукном столы, массивные шкафы, украшенные резьбой по дереву. Полковник Мак Эвой подводит нас к одному шкафу. Там стоят серебряные кубки. Это призы, завоеванные летчиками части на соревнованиях спортивной авиации. Тут же хранятся подарки летчиков полку. Есть такая традиция в английской авиации: каждый летчик, прослуживший некоторое время в полку и уходящий в другую часть, оставляет в память о себе какой-либо подарок. Обычно это серебряная кружка, ваза, бокал и т.д. Подарки бережно хранятся в Доме офицера.
Заходим в столовую. Просторный, хорошо освещенный зал во всю высоту здания, Мак Эвой предлагает мне место рядом с собой. Нас, как и остальных офицеров, обслуживают девушки в военной форме - члены все той же женской ассоциация помощи армии.
Обед проходит в оживленной беседе. Полковник просит рассказать о новых советских конструкциях самолетов-истребителей. Особенно интересует его наш противотанковый самолет. По моей просьбе Мак Эвой рассказывает о своем крыле и его людях. Всю войну крыло провело в боях над Лондоном. В последнее время его летчики перешли от обороны к наступлению. Они все чаще пересекают пролив и углубляются на территорию врага. Большой воздушный бой между летчиками этого крыла и немецкими «Мессершмиттами» разыгрался за два дня до нашего приезда. В этом бою англичане сбили 14 машин, потеряв 4 своих.
Весть о том, что русский летчик будет с летать на «Спитфайоре», быстро распространилась в полку. Когда мы возвратились на аэродром, здесь уже было людно. Решив приступить к полету немедленно, я надеваю парашют и направляюсь к машине. Полковник настоятельно советует не удаляться от аэродрома и на всякий случай сообщает ближайшие подземные ориентиры. Он рассказывает, каковы особенности выпуска и подъёма шасси на «Спитфайерах», наконец, просит не забывать в полете об аэростатах.
Мотор запущен. Осторожно выруливаю на взлетную полосу. Включаю сектор газа. Семь секунд на разбег - и я в воздухе. В полную силу трех тысяч оборотов гудит мотор. Убираю шасси и, увеличив шаг винта, набираю высоту. Вот уже 4.500 метров. Начинаю опробовать машину по методу советских испытателей. Самолет оказался удивительно послушным в управлении, мягким и маневренным в полете. Он доставил мне подлинное наслаждение.
Через семь-восемь минут полета мы с машиной перешли на «ты». Я бросал самолет из одной фигуры в другую. «Петля», «бочка», «иммельман», «штопор» возникали в воздухе. Наконец, снова набрал в высоту, я ввел «Спитфайер» в пике. Стремительно завертелись стрелки альтиметра, скорость нарастала неудержимо. Когда до земли оставалось 50 метров, я выхватил машину из пике и круто пошел в гору. Потом на высоте 1.500 метров перевел её в спокойный горизонтальный полет и внимательно осмотрел приборы. Мотор работал безотказно - температура воды и масла была нормальной. Я перешел на планирование, выпустил шасси и устремился к земле. Вскоре самолет мягко коснулся травяного грунта. Посадочные свойства «Спитфайера» оказались такими же высокими, как и летные.
Выключаю мотор. Быстро сбросив парашют, выпрыгивая из машины. Навстречу мне идет группа офицеров полка вместе со своим командиром. Мак Эвой сердечно поздравляет меня с благополучным окончанием полета и просит обязательно посетить аэродром на следующий день. Сегодня ночью сюда должен быть доставлен модернизированный вариант «Спитфайера», полковник обязательно хочет мне его показать.
В этот момент из группы летчиков вышел офицер, который обратился ко мне на чистейшем русском языке:
- К вам просьба, господин военный инженер! На аэродроме базируется польский истребительный полк. Не побываете ли вы заодно и у нас?
Я пожал руку польскому летчику и обещал завтра быть у него в полку.
Мы расставались по существу лишь на несколько часов. Тем не менее Мак Эвой хотел соответственно отметить наш отъезд и предложил осушить «кубок дружбы».
Красная звезда 1941 № 294, 14 декабря
3. У ПОЛЬСКИХ ЛЕТЧИКОВ
Следующее утро вновь застало нас на пути к аэродрому. Лондон давно остался позади. Мы едем полями. Навстречу бегут опрятные английские деровни в тридцать-сорок усадеб. Суровое дыхание войны ощущается и здесь. Так же, как и возле Лондона, стоят на дорогах противотавковые надолбы. Кое-где средь зелени полей проступают вышки постов воздушного наблюдения. Ровные поляны, которые могут пригодиться вражеским летчикам, перечеркнуты накрест туго натянутыми тросами.
Наш автомобиль подошел к аэродрому. Над летным полем бились по ветру высоко поднятые английский и польский национальные флаги. Полковник Мак Эвой встретил нас, как старых друзей:
- Новая машина подготовлена к полету. Там сейчас поляки. Кстати, ведь вы обещали побывать у них сегодня?..
По дороге полковник тепло говорил о своих товарищах по оружию - польских летчиках:
- Это настоящие истребители, и первый из них зам. командир Рогоза. Храброе, честное серце имеет этот человек!
И вот мы знакомимся с Рогозой. Он суховат, высок, при ходьбе чуточку сутулится. У него лучистые серые глаза, светлые волосы. На нем форма военного летчика британских воздушных сил. На рукава френча - английские знаки «сквадер лидера», на отворотах - соответствующие польские.
Голос у Рогозы спокойный, грудной, чуточку тронутый хрипотцой. Речь ровная, размеренная. Как многие польские летчики, он свободно говорит по-русски. Оп представил нам своих офицеров и, обменявшись несколькими фразами, извинился, что отвлек меня от подготовки к полету. Решили продолжить разговор позже.
Я начал осматривать самолет. Присутствующие здесь польские техники, казалось, только и ждали этого момента. Это были славные ребята из Кракова и Лодзи, Познания и Люблина. До войны они работали слесарями или техниками, электромонтерами, шоферами. Почти у каждого из них в Польше осталась семья. Во мне они видели не только представителя великой дружественной страны, но еще и русского, славянина, родного по крови человека.
Надо было видеть, с каким старанием польские техники показывали мне самолет! Они раскапотировали его полностью в несколько минут. Каждый счел своей обязанностью сообщить какие-то особенные, только ему известные, данные этой машины. А потом техники начали подносить сюда «для ознакомления» различные детали мотора, оборудования, вооружения, и вскоре натаскали целую гору.
Ну, вот, наконец, все закончено. Самолет осмотрен. Беру парашют и выхожу в поле. На этот раз мне предстояло вести в воздух «Спитфайер-5», модернизированный экземпляр знаменитого истребителя. Улучшив скорость, а отчасти и маневренвость машины, конструктор сделал более мощным ее вооружение.
К началу полета погода заметно изменилась. Ветер пригнал с моря груду облаков и ограничил высоту. Весь комплекс фигур следовало проделать на высоте 1.000-1.500 меторов. Я произвел один за другим три полета, несколько раз проверил машину на самых сложных зволюциях. Как и вчера, самолет оставил приятное впечатление. Отрадно было отметить, что летные данные машины значительно повысились, в то же время техника пилотирования и эксплуатация нисколько не усложнились.
Новая встреча с большими летчиками состоялась в доме офицера сейчас же, как только закончились полоты, Когда я прибыл туда, там уже находились польские военные, Я обратил внимание на старшего из них - - маленького, очень помвижного, с пухлыми руками, Он был одет в обычный офицерский Френч, только на отворотах виднелись кресты. Под френчем место светлой сорочки - -черная -блуза с крахмальным воротничком. Я узнал в этом человеке полкового коондза, Рогоза запаздывал, и беседу начал ксенда, Он говорит по-русски, сохраняя темп польской речи:
- У нас сейчас общий враг, но не это одно связывает наши народы. Люди моего поколения хорошо понимают, что польская интеллигенция исстари формировалась под сильным влиянием русской общественной мысли. Сердцу каждого славянина такие русские имена, как Пушкин, Тургенев, Толстой - близки. Русский язык для многих из нас не менее дорог, чем язык наших предков. Вот, например, наш командир Рогоза. Он учился в петроградской гимназии и навсегда сохранил искренниие симпатии к России...
Когда речь шла о Рогозе, у каждого польского летчика было что рассказать. По клочкам фраз, по отдельным репликам, случайно брошенным замечаниям я все яснее рисовал облик этого примечательного воздушного бойца. Рогоза родился в Польше. Однако детство и юность провел России. В авиации он больше десяти лет. В Польше летал на всех отечествелных самолетах-истребителях. В Англии - на «Харрикейнах» и «Спитфайерах».
Когда немцы вторглись в Польшу, Рогоза был включен в часть, действующую против соединения фашистских эскадр Кессельринга. Позже генерал Сикорский поставил талантливого летчика во главе одной из польских истребительных частей, защищающих Лондон. Вместе с английскими летчиками Рогоза отбивал атаки врага, вместе с ними он перешел к нападению. В темные ночи, в туман, в дождь водил Рогоза эскадрильи «Спитфайеров» через море, вглубь вражеской территории. Под охраной его истребителей летали на трудпые задания английские бомбовозы. Слава о храбром и умелом польском офицере прокатилась в королевских воздушных силах.
В ходе беседе мы не заметили, как в комнату вошел Рогоза. Он присел, достал трубку, закурил. Разговор шел о создании польской армии в СССР, об её кадрах, вооружении. Рогоза слушал молча, поглядывая на окружающих, потом спросил: когда будет закончено формирование армии, какие рода оружия в пей будут представлены. Вдруг он поднялся и горячо, с еле заметной дрожью в голосе, произнес:
- Нашей армии в России нужны летчики. Мои люди жаждут попасть в Россию. Предложите - все пойдут.
Я смотрел на польского летчика и думал: как должна быть велика в этом человеке любовь к отчизне, если сквозь все невзгоды пронес он немеркнущее желание продолжать смертельный бой с врагом, драться до конца за родную землю.
Нашу беседу прервал сигнал тревоги, и Рогоза быстро оставил нас, сказав на прощанье:
Не теряю надежды встретиться с вами в России.
Несколько дней не был я на польском аэродроме, но, посещая английские авиационные части, нередко встречал польских летчиков, Опознав во мне русского, запросто вступали в беседу, и неизменно выявляли живой интерес к великой борьбе нашего народа, к его истории, к его культуре. Однажды на ночной истребительной станции мне довелось встретить старого польского летчика, оказавшегося литератором. Много лет изучал он русскую художественную прозу. Он летал день и ночь, но когда выдавалась свободная минута, садился и переводил рассказы Чехова.
Наконец, я вновь пюбывал на уже знакомом мне аэродроме с намерением повидать Рогозу. Польские летчики встретили меня радушно, но среди них не было командира. Опыт почти двадцатилетней работы в авиации научил меня: когда в кругу летчиков кто-либо неожиданно отсутствует, не всегда следует это обнаруживать. И я не подал виду, что замечают отсутствие Рогозы.
Но один летчик за несколько минут до боевого вылета коротко поведал мне о судьбе своего командира:
- Он погиб на прошлой неделе, во время полета к Эмдену. Сопровождал бомбовозы. Над Ла-Маншем эскадру атаковала стая «Мессершмиттов». Рогоза защищал бомбовозы яростно. Было сбито девять немецких машин, остальные обратились в бегство. Но тут он совершил ошибку - пошел за ними вслед. Они увлекли его вглубь, навалились...
Он умолк, потом поднял голову и, бросив взгляд в темное небо, произнес раздельню по-польски:
- У, вражьи души!
На мгновенье он задержал мою руку своей и, крепко пожал ее, устремился машине. И тут жe. энергичню набирая скорость, пронеслась над нами эскадрилья польских летчиков.
Красная звезда 1941 № 296, 17 декабря
4. КУЗНИЦА ВОЗДУШНОГО ОРУЖИЯ
Предстояло отправиться вглубь страны, чтобы осмотреть крупный авиационный завод. Теплым августовским утром нам сообщили из министерства авиации: два пассажирских «Локхида» ожидают на аэродроме. Тотчас же от посольства к аэродрому пронеслась по улицам Лондона вереница автомашин.
На красной линии аэродрома стояли наготове два мощных самолета «Локхид Электра". Английские офицеры представыли нам экипажи самолетов, и мы заняли свои места. Машины старательно выписали приветственный круг над Лондоном и легли на курс. Мы шли выше облаков. Изредка они разбегались, и взору открывалась обширная равнина, иссеченная густой сетью железных и шоссейных дорог, скупо убранная зеленью.
Завод стал заметен издали по пепельно седой шапке дыма. Приблизившись к нему, мы увидели перед собой море аэростатов. Они прикрывали завод настолько надежно, что пробиться к аэродрому не было никакой возможности. Наши летчики условились совершить посадку на соседнем аэродроме и оттуда попросить директора завода о приеме самолетов.
На новом аэродроме мы задержались всего полчаса, и когда вновь поднялись в воздух, увидели нечто любопытное. В толще аэростатов, прикрывающих завод, появился своеобразный коридор. Входим в него, осторожно пробираемся вперед, бросаю взгляд за борт самолета. Серебристые колбасы аэростатов нехотя ползут вниз. Некоторые только что достигли земли и лениво переваливаются с боку на бок, как будто стараясь поудобнее улечься.
Не успели мы покинуть один коридор, как попали в другой. Это было уже на земле. Стремясь предупредить вражеский воздушный десант, англичане уставили обширное поле аэродрома старенькими автомашинами и тракторами, и, оно стало непригодным для посадки. Чтобы принять нас, потребовалось освободить эначительную взлетную полосу.
Наконец, окончен весь этот сложный путь. Мы приходим к директору завода. Навстречу нам поднимается светловолосый мужчина лет сорока с живыми глазами. Один из нас шутит, намекая на трудности посадки:
- В Англии всегда так принимают гостей?
- О, нет! - отвечает директор. - Наоборот! Впрочем, вы сами убедитесь в этом сегодня же.
Он предложил начать осмотр завода с гаража. Этот совет директора показался нам несколько странным, но когда мы вошли в гараж и познакомились с его работой, то почувствовали, что директор прав. Собственно говоря, гараж не представлял собой ничего необычного. Это было полутемное помещение с цементным полом и огромными воротами. Там стояло несколько автомашин. Они или ремонтировались или заправлялись горючим. Главное заключалось не в облике гаража, а в его крайне важных функциях. Директор и использовал почти весь свой автопарк для снабжения завода деталями, которые изготовлялись на многих соседних предприятиях. В тот момент, когда мы были в гараже по данным диспечера, в пути находились десятки автомашин.
Осмотрел гараж, мы направились к складам материалов и готовых деталей. В том и другом складе была заметна четкая, продуманная организация дела: имущество хранится в строгом порядке; число обслуживающего персонала невелико; совершенно нет ожидающих; движение машин налажено так, что к приходу одной обязательно разгружается другая.
Из склада поминутно выбегают нагруженные электровозы, устремляются по цехам. Идем вслед одному из них. Медницкий цех оглушает нас гроходом гантских молотов. Он очень велик. Мы проходим добрых 200 метров и достигаем лишь середины цеха. Здесь установлен большой воздухобжимный пресс. Он вбирает в себя куски листового дюраля и возвращает их в виде капотов машин. Только в центральной части цеха работает по меньшей мере тысяча человек. Каждого квалифицированного рабочего обслуживает чернорабочий: подает материал, разбирает и увозит готовую продукцию, следит за исправностью инструмента.
Входим в наиболее интересный цех - сборки новых самолетов. Это обширное помещение, по обе стороны которого укреплены машины, находящиеся в процессе сборки. Чтобы предохранить их от поражения в случае бомбардировки, воздвигнуты между ними невысокие, но очень прочные железобетонные стенки. Работа на заводе продолжается и в часы воздушной тревоги.
Мы получили возможность ознакомиться со всем процессом сборки машин. К месту сборки доставлены фюзеляжи и хвостовая часть будущего самолета. Рабочие приступают к стыковке, действуя умело, споро. Вот уже на самолет укрепляется мотор, привешиваются крылья, устанавливаются оборудование, арматура. Перед нами постепенно возникает облик красивой и сильной машины. Наконец, она покидает цех сборки. Ее перевозят туда, где устанавливается и наводится оружие.
В день нашего посещения в сборочном цехе завода находилось более ста самолетов. Но этой цифрой далеко не обусловливается производственная мощность завода. Директор нам сказал:
- Наш завод может выпускать значительно больше машин и он будет их выпускать. Не пройдет и двух месяцев, как число наших рабочих удвоится. Для нового сборочного цеха уже подготовлено помещение...
Оставалось осмотреть изготовленные заводом самолеты в воздухе, и мы направились на аэродром. По дороге я заглянул в ангары,- они были пусты. Очевидно, продукция завода не задерживается здесь и немедленно поступает в часть. На подчеркнуто ровном поле аэродрома стояла готовая к старту машина. Еще издали мы заметили и летчика. Он был одет в белоснежный комбинезон, какой обычно носят все английские заводские пилоты истребители. Летчик оказался одним из самых искусных мастеров летного дела, которых я встретил за время пребывания Англии. Это был славный белобрысый парень с яркими и крупными веснушками на лице. Мы с ним разговорились. Он рассказал, что работает на заводе 5 лет, много летает, за последнее время больше пилотажем на новых самолетах-истребителях. Директор попросил летчика показать нам машину. Тот быстро вскочил в самолет и прямо от ангара вихрем взмыл в воздух.
Это был полет мастера, нашедшего в авиации свое призвание, свою страсть. Он был прочувствован творчески и в то же время давал нам полное представление о самолете. Покинув землю, летчик достиг 2.000 метров высоты и перевел машину в горизонтальное положение. Он прошелся по горизонтали несколько раз, спокойно, неторопливо, словно насколько надежно работает мотор машины. Потом он неожиданно обрушил самолет в пике и, развивая страшную скорость, понесся вниз. И вот когда, казалось, ничто не может изменить положение машины в воздухе, летчик дьявольским усилием воли обернул ее вокруг продольной оси! Он продолжал неудержимо мчаться к земле и выхватил самолет из пике, когда до земли оставалась какая-то доля секунды полета. Устремившись ввысь, он скрылся в облаках, неожиданно вырвался из пучины облаков и вновь помчался к земле, вновь выровнял самолет и на предельной скорости прогудел над аэродромом, повторив в воздухе его границы. Затем он перевернул самолет на спину и пошел низко над нами, выбрасывая из патрубков маслянисто-черные хлопья дыма. Скорость движения все уменьшалась. Как только она достигла критического предела, летчик осторожно возвратил машину в нормальное положение и лениво, но круто пошел в гору, там он развернулся, выбросил шасси и со скольжением на крыло направился на посадку.
Мы устремились навстречу самолету. Летчик вновь среди нас, веселый, словоохотливый и лишь красноватые от прилива крови глаза и вздрагивающие руки говорили о его усталости.
Обед ожидал нас в заводской столовой, переполненной рабочими. Мы прошли через весь зал между столиками, отвечая на многочисленные приветствия. Добрались до своего места. Уселись. Рабочие стали подходить к нам целыми группами. Они запросто садились рядом, как будто встретили старых друзей. Помнится, подошел седовласый рабочий с густыми, лохматыми бровями. Говорил он очень громко наверно был глуховат и усиленно помогал речи жестами. Он сказал, что приходится работать день и ночь и подчас бывает трудно.
- Но мы дадим русским самолеты... Много датим самолетов...
К началу обеда в столовую прибыл солдатский оркестр из соседней воинской части. Он дал концерт, тепло встреченный рабочими. Когда концерт подходит к концу, на авансцену вышел капельмейстер и в зал ворвались звуки нашей «Песни о Родине», такой близкой сердцу советского человека.
Наши самолеты поднялись с заводского аэродрома, когда уже тьма затянула зЕмлю. Ничего нельзя было рассмотреть. Плотный покров ночи скрывал очертания заводских корпусов. Но каждый из нас знал, что кузница воздушного оружия и ночью работала в полную силу, и каждый чувствовал, как бьется среди мрака стихий полное здоровья сердце гиганта-завода.
Красная звезда 1941 № 300, 21 декабря
5. НА ТРАНСПОРТЕ C ОРУЖИЕМ ДЛЯ СССР
В пасмурный октябрьский вечер, когда над Лондоном лежала легкая пелена тумана, я простился с английской столицей. Машина несла меня к вокзалу. Город еще не спал. По тротуару неторопливо двигался нескончаемый людской поток. У подъезда вокзала одиноко мерцал синий огонь. Наша машина вышла к нему. Платформа была ровно залита неярким электрическим светом. Мы без труда нашли свой вагон, и экспресс умчал нас из Лондона к морю.
Мы торопились: со дня на день Англию должен был покинуть караван транспортных судов с оружием для СССР. Нам предоставлена возможность отбыть на родину на одном из судов каравана.
Поезд шел всю ночь.
Мы прибыли в город с некоторым опозданием и сейчас же снеслись с портом. Приготовления к отплытию корабля были закончены, и нам следовало как можно быстрее прибыть на место. Вскоре мы увидели наш корабль. Это был мощный современный транспорт - прочный, быстроходный, емкий. Он назывался просто: «Новый город». В знаменательные дни боев за Атлантику корабль неоднократно пересекал океан и много раз уходил из-под удара. Нам сообщили, что капитан судна Аркрайт плавает на нем по меньшей мере лет пятнадцать.
Мы увидели капитана, как только прибыли на корабль. Это был старый моряк с обветренным лицом и широкими, откинутыми назал плечами. Он стоял на паслубе и, потягивая трубку, смотрел на море.
Мы познакомились с капитаном ближе, когда корабль был уже в пути. Помнится, день выдался сумрачный, ветреный. Над водной гладью океана ветер гнал облака. Транспортные суда шли в кильватере. Рядом в сероватой мгле двигались грозные корпуса военных кораблей. Мы повстречались с капитаном на спардеке. Он приветствовал нас издали:
- Как устроились русские офицеры?
Я поблагодарил капитана за внимание и попросил сообщить, какие вести слышны из Советской страны. Капитан охотно удовлетворил нашу просьбу. Разговор происходил в середине октября - в дни, когда немецкие атаки на Москву возобновились с новой силой.
- Москва отбивается яростно, - заметил капитан. Вряд ли удастся немцам ее смять. Что говорить, русские умеют драться.
В ходе беседы выяснилось, что капитан бывал в советских портах. Особенно теплые воспоминания сохранились у него о Ленинграде.
- Очень приятный город - строгий и вместе с тем какой-то душевный, задумчиво произнес Аркрайт.
Капитан просил нас при встрече обрашаться к нему запросто и обязательно навестить его хотя бы сегодня вечером.
Но в этот вечер нам не удалось повстречаться с капитаном. Внезапно на корабле был дан сигнал:
- Мины!
Экипаж занял свои места по тревоге. Я был на палубе. В нескольких метрах от борта обозначился рогатый огурец мины, Я видел в эту минуту капитана: он даже не шелохнулся. Завидев мину, он проводил ее внимательным, чуточку лукавым взглядом, и, когда она миновала судно, улыбнулся:
- Пронесло!
Потом ткнул трубкой в пролет трюма и, очевидно, имея в виду находящийся там груз, добавил:
- Ничего, мы донесём это добро русским.
В следующий вечер капитан нас принял в своей каюте. Я обратил внимание на то, что окраска стен его кабинета не соответствует окраске остальных помещений корабля. Капитан принял это не без улыбки.
- Но ведь мой кабинет отстроен заново...
И Аркрайт пояснил свою фразу. Немцы бомбили корабль много раз, но самой яростной была последняя атака. Бомба врезалась в верхнюю палубу корабля и, пройдя каюту капитана, взорвалась глубоко внизу.
- На другой день, - весело заметил капитан, нацистское радио «потопило» мой корабль в своих сводках. А он, как видите, не только держится на воде, но даже плывет и везёт оружие русским...
Наш корабль исправно шел своим курсом. Время от времени я поднимался на палубу и внимательно следил за ходом каравана. Впереди торговых пароходов, словно бритвой, рассекая морскую волну, шел эскорт военных кораблей. С капитанского мостика флагмана командир эскорта распоряжался своими судами, как полком солдат. Корабли переговаривались между собой, пользуясь световой сигнализацией.
Я интересовался, как используются самолеты для охраны эскорта с воздуха. Моряки, не раз ходившие в составе конвоя в Америку, рассказали мне много интересного. Оказывается, если конвой идут у берегов Англии, воздушный эскорт его обычно несут летающие лодки "Сандерленд". Если же конвой уходит в дальний путь, на борт некоторых кораблей берется по одному-два истребителя. В случае опасности самолеты выбрасываются в воздух с помощью катапульт. Отразив атаку врага, летчик вынужден оставить свой самолет в воздухе, так как ни одно судно каравана но располагает площадкой, годной для посадки машины. В этом случае оставленный в воздухе самолет гибнет. Что же касается пилотп то он спускается на парашюте в море.
Между тем жизнь на корабле текла в размеренном темпе - сменялись вахты, били склянки, а рядом лежала необозримая морская равнина, и в однобразном облике ее моряки прочли приближение шторма. Задолго до начала его по каютам пронеслось короткое слово: «Лаг!» Для моряков оно говорило многое. «Лаг» - невысокая, но сильная океанская волна, и появление ее на море обычно предвещает шторм.
Ветер рос неудержимо. Он поднял мощную волну. Зарываясь в морскую пучину, транспорт поднимал корму, и тогда были видны в выхваченные из воды то стремительно вращающиеся, то совсем останавливающиеся лопасти корабельных винтов. Сумерки сгустились быстро. На воду легла плотная тьма.
Шторм достиг наибольшей силы в полночь. Гигантские волны высотой в трехэтажное здание легли одна за другой поперек судна. Корабль положило на правый борт. Самописец отметил крен в 39 градусов! В таком положении наше судно пробыло 4 секунды. На верхней палубе лопнули дюймовые тросы. Ветер разбил находящиеся злесь ящики с грузом и разметал шепы. Капитан вызвал наверх команду. Неустрашимо работали в эту ненастную почь матросы - в большинство своем индусы. Разувшись и обнажив себя по пояс, они, несмотря на ледяное дыхание шторма, пробыли на палубе несколько часов, стремительно появляясь то в одном, то в другом её конце, действуя ловко, уверенно. И всюду вместе с матросами был капитан - их командир и сподвижник. Ветер крепчал неудержимо, и ночь была такой темной, что нельзя было рассмотреть поднесенную к лицу руку.
Когда чуть-чуть забрезжил рассвет, я поднялся на палубу. Шторм стихал. Вокруг лежало пустынное море.
Мы шли одни.
Я прошел на бак. В сумеречной мгле возвышалась одинокая фигура капитана. Он стоял неподвижно, несколько ссутулившись, устремив усталый взгляд в даль океана.
Он стоял долго, пока в предрассветной мгле не возникли силуэты кораблей.
Когда над морем вновь взошло солнце, ветер стих. Облачность поднялась, и горизонты как бы отодвинулись от корабля.
Корабль входил в наиболее угрожаемую зону, и моряки, опасаясь налета вражеских бомбовозов, усилили наблюдение за воздухом.
Немецкий разведчик появился с северозапалаоткараванам, сделав круг, удалился обратно. На корабль ждали налетабомбардировщиков врага. В тревого прошел день, второй, а к исходу третьего люди услышали нарастающий гул авиационных моторов. Самолетов по было видноони шли над облаками. Однако, судя по шуму моторов, курс их лежал прямиком на караван. Люди обратили настороженные взгляды к небушум авиационных моторов нарастал неуклонно. Вот он достиг наибольшей силы, потом слух зафиксировал еле заметный спад. Теперь шум моторов все ослабевал, и, наконец, совсем затих.
Самолеты ушли, однако опасность не миновала. Команда корабля была уверена, что враг не оставит попытки разыскать караван и вновь пошлет в море разведывательные машины.
И вот в один из этих дней тревожное слово прошумело по кораблям:
- Самолет!
На горизонте обозначилась продолговатая черточка самолета. Он шел прямо на караван. Моряки обратили туда свои бинокли. Минуту продолжалось молчание. И вот радостный крик огласия корабль:
- Русский самолет! Звезды! Красные звезды!
Да, это был наш самолет - летающая лодка. Она сделала над нами приветственный круг и не покидала каравана до тех пор, пока не ввела его в порт.
И вот брошен якорь. С корабля на пристань перекинут узкий трап. Люди устремляются в порт. Мне хочется быть вместе с ними. Но, прежде чем покинуть судно, я оглядываюсь вокруг. Капитан стоит на баке, такой же строгий и сосредоточенный, как в тот памятный день накануне нашего выхода в море.
Я иду ему навстречу и крепко жму его чествую и мужественную руку.
Военинженер 1-го ранга П.Я. ФЕДРОВИ 
|